Вернуться к Истории рода Феодоритовых

Жизнеописание Феодорита Кирского
(ок.393 — ок.460)

Феодорит, епископ Кирский, был образованным и эрудированным богословом и философом и оставил после себя довольно значительное литературное наследие, большей частью посвященное вопросам экзегезы и полемике с еретиками по догматическим вопросам. Для изучения истории христианства и христианизации большое значение имеет его Церковная история, которую считают основным его трудом.

Феодорит выделяется среди других церковных историков строгой и непримиримой ортодоксальной позицией, а также тем, что он по своему положению и деятельности относился к церковной иерархии. Феодорит столь яростно боролся с еретиками, что на V Вселенском соборе в Эфесе (431 г.) сам был зачислен в еретики, низложен и отправлен в ссылку в монастырь. На следующем Вселенском соборе в Халкидоне (451 г.) он вновь был объявлен православным, и ему была возвращена его епископия, которой он управлял до самой смерти.

О жизни Феодорита Кирского писал Г.В. Флоровский (в сокращении, полный текст на http://christianity.shu.ru/Texts/theodoret/vita.htm ):

Феодорит родился, вероятно, в 393 году в Антиохии, в христианской семье. Он получил хорошее и всестороннее образование, христианское и эллинское. С детства Феодорит приходит в близкое соприкосновение с монашеской средою, но вред ли сам жил в каком-нибудь монастыре. Жизнь Феодорита до самого его избрания на Кирскую кафедру нам неизвестна. Мы знаем, что он был чтецом в Антиохии, что после смерти матери роздал все свое наследство и, по-видимому, удалился в одну из Ницертских обителей, "училище любомудрия", по его выражению. Нужно думать, что он как-то проявил себя и привлек к себе внимание. Этим только и можно объяснить его избрание во епископы города Кира в 423 году.
Кир был маленьким и почти пустынным городком неподалеку от Антиохии, но Феодорит полюбил его и называл «лучшим всякого другого славного города». Он заботился о своей пастве не только в духовном, но и в житейском отношении; по собственному признанию, был «занят бесчисленными заботами, городскими и сельскими, военными и гражданскими, церковными и общественными». В то же время он не прерывал своих связей с отшельниками и подвижниками и сам проводил жизнь воздержанную и нестяжательную. «Я не приобрел ничего, кроме рубищ, в которые одет», — говорил он о себе под старость.
И в своей области, и в других городах Востока ему приходилось сталкиваться и с язычниками, и с иудеями, и с различными еретиками, и борьба с ними не всегда оказывалась безопасной. «Часто проливалась моя кровь, и я преждевременно ввергался в самые двери ада»... По-видимому, ему приходилось немало ездить по Востоку, и везде он выступал с огласительным и учительным словом. Он приобрел себе почетную известность далеко за пределами своей глухой области. По его письмам этого времени можно восстановить его довольно яркий и привлекательный образ.
С началом несторианских споров Феодорит выдвигается в первые ряды церковных деятелей, и надолго. Можно думать, что он принимал уже участие в составлении Антиохийского послания к Несторию с увещанием не противиться наименованию Пресвятой Девы Богородицею.
В происшедшем в Эфесе расколе Феодорит был одним из главных деятелей с «восточной» стороны. «Опять безумствует Египет против Бога и воюет против Моисея и Аарона и со слугами Его», — писал он из Эфеса к Андрею Самосатскому. В Халкидоне, на созванном императором совещании представителей обоих соборов, Феодорит резко отзывался о своих противниках, приравнивал их к язычникам и горько замечал, что даже язычники считают обоготворяемое ими солнце и небо бесстрастными и звезды бессмертными, а египтяне почитают страстным Христа.
С тяжелым чувством он возвращался после собора в Сирию — ему казалось, что сгустилась «тьма мрачнейшая египетской казни», что посрамлена правая вера и восторжествовали «злые догматы». В Кирилле, в его противонесторианских писаниях, видел Феодорит главную помеху и угрозу миру. Примирение с Египтом казалось ему возможным только под условием отказа Кирилла от всего написанного им против Нестория.  «Анафематствовать неопределенно, без всяких ограничений учение названного епископа — значит анафематствовать самое благочестие», — думал Феодорит. И решил: «На несправедливое и незаконное осуждение святейшего и боголюбезнейшего Нестория, — не соглашаться ни рукою, ни языком, ни умом». Этим и определяется положение Феодорита в истории воссоединения Востока с Египтом.
Только к концу 30-х годов наступает наконец мир на Востоке и восстанавливается согласие с Египтом, едва снова не нарушенное из-за поднятого в Эдессе и Александрии вопроса о вере Феодора и Диодора. Сдержанность Кирилла и Прокла Константинопольского предотвратили новый разрыв. В истории этих смут Феодориту принадлежит видное место, он был если не главою, то душою православного, хотя и подозрительного Востока.
Под покровом внешнего соглашения продолжалась прежняя борьба. После смерти св. Кирилла она вспыхнула с новой силой при крутом и заносчивом его преемнике Диоскоре.  Опираясь на наветы обиженных беглецов из Антиохии, Диоскор, под предлогом защиты памяти и веры Кирилла от «позорных» возражений «восточных», ставит в 448 году в послании к Домну Антиохийскому прямой вопрос о православии всего Востока, и Феодорита прежде всего.
Еще раньше, в том же году, появился императорский указ с запретом писать, читать и сохранять книги, написанные против мнений св. Кирилла, под угрозой смертной казни, с явным указанием на «какие-то двусмысленные учения». Вместе с тем император приказывал сместить и низложить Тирского митрополита Иринея, незадолго до того поставленного по совету и при участии Феодорита. У Иринея было очень сомнительное прошлое: на Эфесском соборе он был рьяным защитником Нестория и после собора писал в его защиту; вместе с Несторием он был сослан в Петру аравийскую; уже после своего поставления он высказывался неосторожно и соблазнительно, так что Феодориту приходилось увещевать его не спорить об имени «Богородица»; и наконец, он был второбрачным. Повод для нападения был выбран, стало быть, очень удачно.
Но на Востоке не исполнили императорского указа и просили о его отмене. На этот раз Феодорит верно угадал в Диоскоре врага истины. Угадал, что надвигается буря, и стал готовиться к ней и готовить других. На подозрения Диоскора он отвечал ясным и четким исповеданием в духе и смысле «соглашения» 433 года.  Однако в Константинополь из Александрии было отправлено особое посольство, и посланные прежде всего выдвинули обвинение в ереси и «всем прожужжали уши, что вместо одного Сына Феодорит проповедовал двух». Впрочем, не это обвинение привлекло императора на сторону «фараона», как называл Диоскора Феодорит, но скорее намеки на неспокойный дух Кирского епископа, на его опасность для общественного порядка и авторитета. Борьба велась прежде всего против Феодорита. Александрийцам удалось добиться императорского указа об удалении Феодорита в Кир без права оттуда отлучаться, ввиду того что он «часто собирает соборы и тем возмущает православных».
В своей почетной ссылке Феодорит не прерывал своих связей с восточными собратьями и с друзьями в Константинополе и при дворе. Как раз в это время, в ноябре 448 года, Евсевий, епископ дорилейский, из Синаадской митрополии подал Флавиану константинопольскому обвинительную жалобу на Евтихия, и Евтихий был осужден и «отлучен от общения». Для Феодорита это было, по его словам, лучом света среди глубокой ночи. Вскоре же после константинопольского собора в столицу отправилось «восточное» посольство для защиты православия заподозренного Востока. Это посольство не имело прочного успеха. Но в желании соборного суда Феодорит сошелся со своими обвинителями, и под их внушением 30 марта 449 года был объявлен императорский указ о созыве вселенского собора на 1 августа в Эфесе, причем Диоскору предоставлялось на нем первенство, а Феодорит, как заподозренный, устранялся от участия в соборе, разве то окажется собору угодно. В ответ на просьбу об отмене этого запрета император повторил свое определение, «потому что он дерзнул излагать противное тому, что написал о вере блаженной памяти Кирилл».
Заранее можно было предвидеть, каков будет предстоящий собор. Феодорит ясно видел «начало совершенного отпадения» и не ждал ничего доброго от предстоящего собора, собор собрался для того, чтобы рассудить некоторых из восточных епископов, «зараженных нечестием Нестория», как выражался император в грамотах на имя Диоскора, и был заранее готов «извергнуть их из святых церквей и исторгнуть весь дьявольский корень», собор оказался в действительности «разбойничьим собором» и с этим именем вошел в историю. Феодорит был осужден здесь заочно, как отъявленный несторианин, «лишен всякого служения, всякой чести и всякой степени священства». Приговор основывался на жалобе антиохийского пресвитера Пелагия, на представленных им же выборках из книги Феодорита в защиту Диодора и Феодора, на письме Феодорита к монахам против Кирилла; уже самый факт, что Феодорит «осмелился мыслить и писать противное сочинениям блаженного отца нашего Кирилла», доказывал для собора его нечестие. К тому же он выступал в защиту Несториевых учителей...
Приговор не встретил возражений и со стороны присутствовавших «восточных»; они признали низложение Феодорита, в том числе и Домн Антиохийский, хотя вместе с Феодоритом был низложен и он сам. Низложены были, кроме того, Флавиан Константипольский, Евсевий Дорилейский, первый обвинитель теперь восстановленного Евтихия, и Ива Эдесский. Приговор был закреплен императорским указом. С осужденными воспрещалось всякое общение, «как в городе, так и в поле», под угрозою всегдашнего изгнания. Сочинения Феодорита, наравне с сочинениями Нестория и с книгами Порфирия против христиан, было приказано публично сжигать, запрещалось их хранить и читать. Все епископы должны были письменно выразить свое согласие соборному решению. Для наблюдения за собиранием подписей был назначен особый императорский чиновник из споспешников Диоскора.
Римские легаты не подписали соборных определений и принуждены были бежать из Эфеса. Перед отъездом они получили от Флавиана и Евсевия обращение к римскому престолу. В Рим обратился и Феодорит. От Папы он ждал формального пересмотра всего дела. Он обращался к нему как к предстоятелю еще не высказавшейся поместной церкви, к тому же в особенности независимой от константинопольского давления. Кроме Рима, некуда было обратиться. Восток был бессилен и ослаблен. Александрия и Константинополь были во власти врагов. Феодорит ждал от Папы вмешательства в качестве третейского судьи. Расчет на помощь Рима оправдался. Деяния Диоскорова соборища Папа не признал. Феодорита римский собор, по-видимому, принял в общение, восстановив его в епископском достоинстве.
Сам Феодорит в это время жил в своем удаленном Апамейском монастыре, по-видимому, в большой нужде. В своих письмах он продолжал жаловаться на свое несправедливое «убиение» и подчеркивал догматический смысл поднятого против него гонения. В особенности его смущало и тревожило малодушие большинства, запуганного и подавленного крутым поведением Диоскора. «Какие полипы изменяют свой цвет сообразно скалам или хамелеоны свою краску сообразно листьям так, как эти переменяют свое мнение, смотря по времени», — скорбно спрашивал Феодорит. Он много пишет в это время и в своих письмах разъясняет христологические истины, опровергая вместе с тем распространяемые врагами лжетолкования и клеветы. Как на образец точного догматического толкования он указывает на томос Папы Льва к Флавиану, не принятый на разбойничьем соборе, но впоследствии одобренный на Халкидонском соборе. «Как только я прочитал его, — писал Феодорит, — я восхвалил человеколюбивого Господа, что Он не оставил совсем Церквей, но сохранил искру православия, и даже не искру, но величайший огонь, могущий воспламенить и осветить вселенную»...
С воцарением Маркиана положение в империи изменилось. Изгнанникам было разрешено вернуться, вернулся в Кир и Феодорит. 17 мая 451 года была издана императорская сакра о созыве собора на 1 сентября в Никее. Это отвечало желаниям Феодорита, прямо просившего «созвать собор не из людей мятежных и бродяг, но из таких, которым вверены дела Божий». На соборе Феодорит был встречен бурно. Египтяне отказывались признавать его как епископа и заседать с ним. Но «сенат» и императорские сановники, поддерживаемые «восточными», встали на защиту Феодорита, как явившегося истцом и обвинителем против собора 449 года. В соборных голосованиях и рассуждениях он с самого начала принимал участие как его полноправный член. На восьмом заседании Феодорит был восстановлен на своей Кирской кафедре, — и «всякое сомнение на счет боголюбезнейшего Феодорита разрешилось».
От него потребовали только прямой анафемы на Нестория. Из соборных деяний видно, что Феодорит как будто пробовал от этого уклониться, предлагая прочесть свое собственное вероизложение, чтобы установить, как он верует и учит. «Меня оклеветали, — говорил он, — и я пришел доказать, что я православный. Я проклинаю Нестория и Евтихия, но не буду говорить об этом, пока не изложу, как я верую». Очевидно, он боялся, что простое осуждение Нестория окажется двусмысленным, ибо на нем могут согласиться совсем не единомысленные между собою православные и монофизиты. Отлучение Нестория еще не решает вопроса о православии отлучающего. Поэтому, когда собор не пожелал слушать его подробного исповедания, Феодорит прибавил к анафеме на Нестория ссылку на уже состоявшиеся определения собора и на томос папы Льва. Во всяком случае, Феодорит восстановлен и возвращен на кафедру.
О жизни Феодорита после Халкидонского собора неизвестно почти ничего. В последние годы своей жизни он, по-видимому, сторонился от церковных событий, хотя еще в 453 году его к этому особым посланием призывал Папа Лев. Скончался он, вероятно, в 457 году.
Спор о Феодорите не прекратился с его смертью. Уже после Халкидонского собора против него выступил на Западе Марий Меркатор. Он обвинял Феодорита в несторианстве и доказывал свое обвинение сопоставлением выдержек из Феодорита с сочинениями Феодора (Мопсуэстийского) и Нестория, с одной стороны, и Кирилла, папы Целестина и определениями Эфесского собора — с другой. Такой подбор и сопоставление оказывались очень неблагоприятными для Феодорита. В монофизитских кругах к Феодориту затаили непримиримую вражду. Для монофизитов осуждение Феодорита, естественно, связывалось с отрицанием Халкидонского собора, на котором его приняли в общение и признали его православие. В конце V века император Анастасий прямо поставил вопрос об анафематствовании Феодорита. В противовес этим толкам в Кире устраивали торжественные собрания в честь и в память блаженного епископа...
При Юстиниане наступление монофизитов стало в особенности бурным. На Константинопольском собеседовании между севирианами и православными в 531 году снова был прямо поставлен вопрос о Феодорите.  Окончательное решение вопрос получил на V Вселенском соборе. В подробностях своих ход дела на соборе для нас не вполне ясен. Но общий смысл соборного решения вполне определенный. Личность Феодорита как человека и учителя и правота его веры признаны выше подозрений. Но в числе его творений обнаружены такие, которые по разным причинам, по неосторожности и необдуманности изложения и языка, должны быть признаны соблазнительными, собор определил отвергнуть «то, что нечестиво написал Феодорит против правой веры, и против двенадцати глав св. Кирилла, и против первого Эфесского собора и что написано им в защиту Феодора и Нестория». Это не было отлучением Феодорита, но означало отрицание догматического авторитета за его неудачную полемику со св. Кириллом, что не дает, однако, права к сомнению в его правомыслии вообще. Такое именно толкование постановлениям V собора было дано тогда же Папою. Так именно восприняло их и церковное сознание. Феодорит почитается в церкви как блаженный муж среди отцов Халкидонского собора и учителей благочестия. Но его богословские суждения приемлются с оговорками, с учетом неточности и неосторожности в изложении и языке.

Церковная история Феодорита является продолжением истории Евсевия и охватывает период с 325 по 429 г. Источниками Феодорита послужили церковные истории Руфина, Сократа, Созомена и Филосторгия, а также материалы соборов, послания епископов и другие документы, часть которых отсутствует в других церковных историях. Феодорит критически отнесся к своим предшественникам в области церковной историографии и уточнил, а в ряде случаев и исправил их данные, хотя и в его собственном труде ему не удалось избежать неточностей. Главной особенностью труда Феодорита является его крайняя тенденциозность, основанная на фанатической ортодоксальности и ненависти к еретикам. Историческое произведение Феодорита дает как бы черно-белое изображение, и такая категоричность относится как к событиям, так и к людям. Сосредотачивая основное внимание на освещение борьбы церкви с ересями, Феодорит уделяет мало внимания политическим событиям и фактам светской истории.

А вот суждения того же автора об учении Феодорита (полный текст на http://christianity.shu.ru/Texts/theodoret/operae.htm ):

Феодорит принадлежит к числу самых замечательных экзегетов древности. Ему принадлежит ряд толкований на отдельные книги — на всех пророков, на Песнь Песней, на все послания апостола Павла. Кроме того им были составлены в вопросно-ответной форме объяснения на избранные трудные места из Восьмикнижия и исторических книг Ветхого Завета. В своих толкованиях Феодорит опирается на историко-грамматический анализ текста, останавливается прежде всего на его буквальном смысле.
К крайностям аллегоризма Феодорит относится резко, в аллегорических объяснениях он видит «басни неразумных», «бред упившихся старух», «вымыслы суесловов». Задачу истолкователя он полагает в том, чтобы «проникнуть в тайны всесвятого Духа», и для этого нужно озарение свыше - беспокойное воображение здесь ни к чему.
Кроме иносказательного и нравственного смысла Феодорит находит во многих ветхозаветных текстах скрытые намеки на христианские истины веры. Так, множественное число в рассказе о сотворении человека он признает за прообраз Троической тайны; в Купине Неопалимой видит образ девственного зачатия. Таким образом, у Феодорита сохраняется живая связь двух Заветов. Как и для Златоуста, для Феодорита Ветхий Завет есть образ Нового...
В своих толкованиях Феодорит опирался на предшествующих экзегетов и многим обязан им. Вместе с тем он оставался самостоятелен и умело сочетал правду Александрийской и Антиохийской школ. В этом отношении он близок к Златоусту, за которым прямо следовал в толковании посланий апостола Павла. Нужно прибавить, что еще в древности умели оценить язык и стиль Феодоритовых толкований, ясный, сжатый и чистый.
В середине V века язычество еще не умерло, и с ним в пастырском обиходе приходилось серьезно считаться. Феодорит часто ссылается на свои встречи и столкновения с «приверженцами языческой мифологии», которые смеялись над христианством, и эти насмешки не проходили безвредно для слабых людей. В целях борьбы Феодорит начинает с положительного раскрытия евангельской истины, в особенности трудных для языческого сознания вопросов, чтобы устранить вражду от незнания. Противопоставление христианству язычества ярко обличается в своей пустоте и немощи. Феодорит подчеркивает его беспомощные противоречия, бесплодность и неустойчивость языческой мысли.
Картина получается у него мрачная и не без пристрастия, вся история эллинизма оказывается историей непрерывного возрастания зла, «ибо таково коварство лжи, что устранившиеся от одной тропинки переходят на другую, еще более опасную». Впрочем, Феодорит оговаривается, что «жившие до пришествия Господа имеют некоторое малое извинение, потому что еще не воссияло солнце правды и они ходили как бы в ночном мраке, руководимые одною природою»; ее «богоначертанные издревле письмена» стерлись от греха... Но теперь солнце взошло и не подобает «слепотствовать в полдень»...
Большую ценность представляют исторические труды Феодорита, его «Церковная история» прежде всего. Она начинается «безумством» Ария и кончается «кончиною достохвальных мужей Феодора и Феодота» (еп. антиохийского), приблизительно в 428—429 годах. Написана она около 449—450 годов, но нужно думать, что работать над ней и собирать материалы Феодорит начал много раньше.
К собранному материалу он относился с достаточной разборчивостью, но его общие представления о мысли и характере пережитого Церковью за изображаемое им столетие исторического процесса, пожалуй, страдают излишней простотой. Он злоупотребляет провиденциализмом и не дает слишком часто ни прагматического, ни психологического анализа, чего, впрочем, по тогдашним историографическим навыкам нельзя было бы и ожидать. При всем том в церковном смысле описываемых событий он умело разбирается и в этом отношении превосходит Сократа. У Феодорита история перестает быть только хроникой — в ритме событий он усматривает общий смысл, изображает прошлое как борьбу Церкви с ересью (арианской). Главную ценность Феодоритовой истории для нас составляют сохраняемые им документы, только по Феодориту и известные, в том числе известное послание св. Александра Александрийского к Александру Фессалоникийскому. Сохранил Феодорит и много подробностей из жизни Востока — о жизни своей родной Церкви он говорит всегда с теплым чувством.
Раньше «Церковной истории» составлена Феодоритом «История боголюбцев», вероятно, уже в первой половине сороковых годов. Это ряд образов подвижников (из 36 три посвящены боголюбивым женам), совершавших свой путь на Востоке, в Сирии. Одних Феодорит знал лично, о других говорит со слов очевидцев, которых иногда называет по именам. Были у него и некоторые записи. Рассказы Феодорита имеют полную достоверность. Но нужно помнить, что он пишет не историю, а жития и стремится не к биографической полноте и точности, а к яркости изображения. Он сам сравнивает свои характеристики с памятными изображениями, которые воздвигались олимпийским победителям. «Мы не телесные черты будем обрисовывать, — говорит он, — но сделаем очертание мыслей невидимой души и покажем незримую борьбу и сокровенные подвиги». Поэтому он и не стремится к полноте, но старается перебрать «различные образы жизни», чтобы дать примеры, годные для разных положений. Все внимание Феодорита сосредоточено на внутренней жизни изображаемых им подвижников, он сообщает мало подробностей о внешней жизни, скуп на хронологические указания. Это не нарушает исторического характера его рассказов. У него изображены живые люди, а не типические образы.
К «Истории боголюбцев» примыкает «Слово о божественной и святой любви», своего рода философско-богословское заключение к ней. Феодорит хочет вскрыть движущее начало подвижнической жизни и находит его в любви. «Любовь к Богу делает подвижников способными простираться далее пределов естества» и достигать бесстрастия. «Они отовсюду приемлют уязвление Божественной любви и, пренебрегая всем, напечатлевают в уме своем Возлюбленного и прежде ожидаемого нетления соделывают свое тело духовным»... Эта любовь влечет их к премудрости, и для Феодорита подвижники есть прежде всего «поклонники истинной мудрости».
Феодорит спорил о вере всю жизнь. И все его догматические творения имели полемическое задание и характер. По-видимому, в ранние годы он много писал против ариан, против Аполлинария и против маркионитов. В сохранившихся сочинениях Феодорита немало полемических экскурсов. Феодориту принадлежат два трактата — «О святой и животворящей Троице» и «О вочеловечении».  К более поздним годам относится самое интересное догматико-полемическое сочинение Феодорита: «Эранист» (или Лохмотник), писанное в диалогической форме. Оно было закончено в 448 году. Феодорит описывает здесь и опровергает нарождающееся монофизитство, и, может быть, он пользовался при этом какими-нибудь письменными монофизитскими источниками. Самым названием Феодорит хочет определить смысл новой ереси: «эранистес» от «эранон» означает нищего и попрошайку, который всюду побирается и из чужих клочков составляет пеструю и разноцветную ткань. Такое «пестрое и многовидное мудрование» Феодорит и видит в монофизитстве.
Феодорит с ранних лет много и постоянно проповедовал, «непрерывно учил», по его собственному выражению. О своих «беседах» он не раз упоминает. Как проповедник он пользовался большим уважением и почетом. «Бывало, по окончании беседы обнимали меня, целовали голову, грудь и руки. Некоторые даже касались колен моих, называя мое учение апостольским», — вспоминал он. 
Письма Феодорита представляют богатый биографический и общеисторический материал. Их сохранилось очень много. Есть немало указаний на не дошедшие до нас сочинения Феодорита. Феодорит принадлежал к числу самых плодовитых и разносторонних писателей древности. По суждению Фотия, он сочетал простоту слога и его изящество, хотя и не был эллином по рождению.